и всё это действо должно было сильно меня ранить
так, чтобы я выла от боли, ломала замёрзшими пальцами сигареты, босиком в одной из твоих рубашек курила на зимнем балконе, позже в холодной ванной пачкала кровью кафель, давилась слезами, в подушку шептала Liebchen …и что-то ещё бессвязное, нежное, может быть даже злое из поднадоевшей девчачьей пьесы «я не с тобою»
должно было ранить/ убить / сбить с ног/ растоптать/ разбить на осколки всё то, что таким трудом собирала/ накрыть с головой удушающей болью/ унизить – ну что же ты - выбирай любое. я всё проходила. я мастерски умираю. сползаю по стенке от выстрелов и ударов.
назавтра разбитая душу баюкаю, грею какао и шоколадом, и тёплой урчащей кошкой…
но, посмотри, теперь у меня в душе – глубокая тёмная яма, на дне которой моя к тебя детская Liebe, в которую с каждым ударом сердца падали капли, и одинокое эхо гуляло словно в заброшенном храме ветер.
но не было слёз, и пальцы не мёрзли, когда я курила в любимых носочках на тёмном ночном балконе.
и запах тебя на всех рубашках давно застиран.
а Liebe царапала нёбо и улыбалась, наверное, вспоминая то, как совсем недавно на том же балконе, она мне шептала – ты сильная, детка, ты сможешь…
и как малыши, прощаясь с детством, на заднем дворе под деревом прячут шкатулку, где самое дорогое, я спрятала Liebe – на самом дне души, где сейчас – в построенном ею храме, гуляет ветер, а в витражах отражаются звёзды…